В тот воистину жуткий вечер Миннеаполис встретил меня дичайшей грозой с проливным дождем. Не покидало ощущение того, что сама природа почувствовала неестественность моего здесь появления и вовсю противилась каждому моему шагу. Нужно признать, что у нее это неплохо получалось.
Если честно, я тогда не помнил, а может быть, и вовсе не знал, планировалась ли на тот ноябрьский вечер такая непогода. Я понимал, что каждое движение, которое я тут проделаю, в дальнейшем может произвести страшные последствия, поэтому старался вести себя как можно осторожнее.
Я накинул на голову капюшон и со всех ног побежал в сторону ближайшей забегаловки, яркую, но безвкусную неоновую вывеску которой я заметил сразу, как только вышел из автобуса. Разбушевавшийся ветер вырывал из рук и уродовал зонты встречных прохожих, каждым своим порывом сбивал с ног и ударял в лицо столь сильно, что невозможно было сделать и вдоха. Боги, думал я, едва сдерживая слезы, наверное, вы и впрямь существуете, раз все в этот злосчастный день препятствует мне.
Но я же не хотел ничего плохого, черт возьми. Каждый мой шаг, каждая моя мысль в этот день, начинавшийся, кстати, так прекрасно, определялись лишь одним-единственным мотивом, который, по сути, в большей степени был лишь действенным выражением сложившегося во мне чувства - и чувство это было неописуемо словами.
читать дальшеСегодня мне предстояла встреча с тем, кто шестнадцать лет спустя вытащит меня из той наполненной кошмарными видениями и болезненными состояниями комы, в которую я впаду на время, которое покажется мне ужасно долгим, и в которой я буду видеть себя и других монстрами, лишь отдаленно напоминающими людей.
В баре я взял банку дешевого пива, занял столик в самом неприметном уголке и, посасывая отвратное, совсем не увязывающееся по своему вкусу со вкусом Америки тех лет пойло, стал думать, что мне делать дальше. Гроза уходить явно не собиралась, а времени у меня оставалось все меньше: еще пару часов - и я навсегда потеряю возможность хоть краем глаза его увидеть...
Миннеаполис... типичный современный мегаполис, в достаточной степени развитый, с хорошим качеством жизни, но при этом удивительно доступным жильем. А что, было бы неплохо обрести здесь постоянное место жительства. Может быть. Когда-нибудь...
Лет через шестнадцать я, возможно, наконец начну думать головой, по-настоящему думать и сопровождать свои мысли действиями, а не оправдываться и страдать, как уже давно привык. И человек, которого я люблю, оценит это. Шестнадцать лет спустя.
Но в этот день, 30-го ноября 1996 года, мы еще не знаем друг друга. Мы оба малы и оба очень далеки от этого чудного для наших краев места.
Я невольно вздрогнул. Впрочем, в самом ли деле я здесь? Не воссоздано ли все это силой одного лишь моего разума? Не очередной ли это бред? Как бы то ни было, все происходит в реальном времени, времени, которое ни в коем случае нельзя терять.
Я достал из нагрудного кармана фотографию любимой и прижал ее к губам. Я вернусь, повторял я мысленно, я вернусь совсем скоро. Эта встреча не будет долгой.
Я не стал засиживаться в баре. Через пару минут я уже на всех парах мчался к нужной мне автобусной остановке, разбушевавшиеся вконец ливень и ветер отчаянно пытались остановить меня и прибить к земле.
Но решимость, поселившаяся во мне в тот день, оказалась сильнее всего, даже сил разгневанной столь неестественным ходом событий природы. Мне повезло - нужный мне автобус подошел сразу, как только я добрался до остановки. Я запрыгнул в него и, с облегчением вздохнув, плюхнулся на заднее сидение.
Этим вечером транспорт был почти пуст. Со мной в салоне были лишь молодая женщина с малым ребенком на руках да задремавший у окна потрепанный старичок.
Я посмотрел на часы: оставалось чуть более часа.
Все, что должно случиться, должно случиться - это правило я усвоил твердо. Я не должен да и не хочу пытаться что-то менять.
В своих мыслях я снова и снова возвращался к той, кого люблю. С этого дня пройдет более пятнадцати лет, и вирус какого-то отвратного сумасшествия, закравшийся в мою голову, попытается нас разлучить. Но, благодаря ее терпению и благоразумию, мы все вынесем. И я доживу до дня, когда образ из прошлого, вспыхнувший яркой вспышкой в мутной ночи провинциального городка за миллионы километров отсюда, развеет мою странную болезнь.
Минуты, проведенные в автобусе, были для меня тягостными. Ребенок периодически начинал плакать, и его звонкий плач будил старика, который спросонья выкрикивал набор невнятных фраз, после чего засыпал снова. На лице молодой женщины читались усталость и полная отчужденность от жизни, что казалось мне просто варварски странным: как люди в этом чудном, похожем на сказочное королевство месте могут от чего-либо страдать?
Она вышла через пару остановок. Остались только я и старик, который в освещении автобусных ламп казался мертвецом. И хотя он спал (судя по всему, был мертвецки пьян), его присутствие было неприятным, будто оно напоминало мне о чем-то совсем скором и неотвратимом.
Когда я вышел, гроза заметно приутихла. Природа будто поняла, что остановить меня теперь уже невозможно. Ветер уже не бил по ногам и лицу, а ливень ослаб до моросящего дождя.
В "Golden Living" меня впустили, ничего не спрашивая. Видимо, я был не первым желающим посетить это благотворительное мероприятие. Желающим не из числа нынешних обитателей этого заведения, разумеется.
Вокруг сновало множество людей: скучавшие сотрудники "Golden Living", которые, как казалось, видели намечавшееся действо в гробу, оживленные «постояльцы», радостные любому проявлению внешнего мира, добравшемуся до них, несколько подобных мне «ценителей». Лица последних отчего-то были столь серьезны и выражали столь сильное напряжение, что при взгляде на любого из них я невольно улыбался.
Каким непривычным и странным виделось мне все, происходившее со мной. Не мое время, не моя страна, не мои люди и, в общем-то, не мой мир. Они и говорят тут на языке, который я едва ли знаю...
По коридору я шел, словно во сне, чувствуя нарастающую в ногах слабость. Хотелось повернуть назад, отказаться от всего, не дразнить, в конце концов, природу, которой я и так уже славно навредил за сегодня. Ведь мое присутствие здесь было абсолютно противоестественным, а с точки зрения науки, и вовсе невозможным. И кто знает, не нарушу ли я теперь ставший привычным ход истории...
Я оказался столь поглощенным своими тревожными мыслями, что не заметил, как врезался во что-то большое. Я поднял голову, отошел на пару шагов и, осознав-таки, что весьма невежливым образом столкнулся с человеком, попытался извиниться.
- I'm sorry, - только и выдавил из себя я. Мой голос казался мне в этот момент звучащим крайне убого.
- Nothing, my dear friend. There are many people around. It's not surprising that we met in this way...
Что за знакомый голос, что за манера речи…
В горле моем пересохло. Я внимательно всмотрелся в черты лица пожилого мужчины, стоявшего передо мной. Да, это он.
Его внешность была впечатляюще-пугающей: огромного роста толстяк с жиденькими рыжими космами, уродливым еврейским носом и здоровенными лошадиными зубами - видно, что он никогда в своей жизни не был красавцем. Сейчас же, когда ему было уже за 60, он смотрелся и вовсе жутко.
Именно он через шестнадцать лет поможет мне вылезти из того болота, в котором я буду тонуть.
- Oh, sorry... once again... I... I'm just, - продолжил я, волнуясь и запинаясь, - Just... nothing! I am not an American, my English is poor... heh. I just want to say that you're a nice man... you will... oh, not. You saved me, really. Really. Thank you for this.
Человек улыбнулся. Мои слова тронули его.
- Thank you for your kind words, my dear friend, - устало ответил он. - It's pleasure to hear. Thank you... But I have to go.
Он поднял с пола свой маленький бумажный пакет с веревочными ручками (сердце мое при этом бешено забилось), улыбнулся и помахал мне рукой.
- Wait! - крикнул я, не понимая, что творю. - You will die... go away from here! Please...
Боже, зачем я делаю это? Меня примут за чокнутого. Но это не так страшно в сравнении с тем, что может случиться, если я и впрямь изменю что-то этим вечером.
Старик улыбнулся вновь.
- I will die anyway, - ответил он. - It's not so matter...
- No, - возразил я. - Believe me. I know what I say.
Какую же чушь я нес. Он был в полном праве сдать меня полиции, а те, в свою очередь, - врачам-психиатрам.
Но мужчина лишь продолжал добродушно улыбаться. Похоже, я нисколько его не раздражал.
- I know about it too. But what can I do, tell me? It’s the will of God, my dear friend.
Я растерянно улыбнулся. Воля божья… ну, конечно. Похоже, все россказни о его чудаковатой религиозности, да и вообще обо всей его выпирающей со всех сторон чудаковатости, правдивы. Он и впрямь странен, раз говорит со мной всерьез.
- You look great, - я не нашел иных слов. – Goodbye.
- Thank you. See you again.
Он развернулся и ушел туда, где его, вне всякого сомнения, ждали. Туда, откуда он уже не вернется. Огромный человек с крошечным бумажным пакетом, из которого торчал гриф гавайской гитары. Так же, как и почти тридцать лет назад, когда он был хоть и так же некрасив лицом, но на удивление хорошо сложен.
Улыбаясь, я смотрел ему вслед. Как же он несуразен. Образина из Бруклина, носатый черт. Все в нем было странно – от пингвинообразной внешности до манеры общения, от огромного уродливого носа до добродушного безумия во взгляде.
Как писали о нем мои современники, человек, пытавшийся сделать мир чуть добрее. В эти минуты я не мог с ними не согласиться. Его взгляд и его голос поразили меня еще больше, чем поразят через шестнадцать лет, в ту ночь, когда я, страдая от сильной передозировки стимулятором, впервые встречусь с его мертвым, запечатленным на пленке взглядом.
Я знал, что исчезну из этого мира сразу же, как его скосит сердечный приступ. Проснусь в своей кровати, вспоминая все как странный, но удивительно милый сон.
И рядом со мной будет лежать та, с которой я уже никогда не расстанусь. И, кто знает, быть может, я расскажу ей о своем странном сне. И тогда она рассмеется и поцелует меня, я обниму ее и засмеюсь вместе с нею.
Я вырос в мире, который до краев был наполнен грубостью. Нет, я не буду говорить о жестокости, злобе, ненависти и прочем. Там, где живу я, даже самый порядочный человек предельно груб. Эта сила доминирует здесь.
Стоит ли говорить, как в склизкой черноте хитросплетений этой гнилой паутины порой хочется чего-то сказочного. Нет, сказочного не метафорически, а той самой настоящей волшебной сказки, одной из тех, которые я читал в далеком детстве, где добро побеждает зло, хороших ребят прилично награждают, негодяи получают по заслугам, золушка выходит замуж за принца, а наблюдает, оказывая посильную помощь, за всем этим добрый волшебник.
Я не знаю, насколько подходил для роли доброго волшебника человек, которого я сегодня встретил. Я не знаю, так ли уж он был хорош, как о нем пишут те, кто живет в одно время со мной.
Но он внес доброту в тот мир, в котором вынужден жить я.
- Goodbye, - прошептал я в последний раз. – God bless you…